Alice nel Paese delle meraviglie

   — Non puoi immaginare la mia gioia nel rivederti, bambina mia! — disse la Duchessa infilando affettuosamente il braccio in quello di Alice, e camminando insieme.

   -- Ах, милая, ты и представить себе не можешь, как я рада тебя видеть, -- нежно сказала Герцогиня, взяла Алису под руку и повела в сторону.

   Alice fu lieta di vederla di buon umore, e pensò che quando l’aveva vista in cucina era stato il pepe, forse, a renderla intrattabile.

   Алиса приятно удивилась, увидев Герцогиню в столь отличном расположении духа, и подумала, что это, должно быть, от перца она была такой вспыльчивой.

   "Quando sarò Duchessa, — si disse (ma senza soverchia speranza), — non vorrò avere neppure un granello di pepe in cucina. La minestra è saporosa anche senza pepe. È il pepe, certo, che irrita tanta gente, continuò soddisfatta d’aver scoperta una specie di nuova teoria, — l’aceto la inacidisce... la camomilla la fa amara... e i confetti e i pasticcini addolciscono il carattere dei bambini. Se tutti lo sapessero, non lesinerebbero tanto in fatto di dolci."

   -- Когда я буду Герцогиней,--сказала она про себя (без особой, правда надежды),--у меня в кухне совсем не будет перца. Суп и без него вкусный! От перца, верно, и начинают всем перечить... Алиса очень обрадовалась, что открыла новое правило. -- От уксуса -- куксятся, -- продолжала она задумчиво, -- от горчицы -- огорчаются, от лука -- лукавят, от вина -- винятся, а от сдобы -- добреют. Как жалко, что никто об этом не знает... Все было бы так просто. Ели бы сдобу -- и добрели!

   In quell’istante aveva quasi dimenticata la Duchessa, e sussultò quando si sentì dire all’orecchio: — Tu pensi a qualche cosa ora, cara mia, e dimentichi di parlarmi. Ora non posso dirti la morale, ma me ne ricorderò fra breve.

   Она совсем забыла о Герцогине и вздрогнула, когда та сказала ей прямо в ухо: -- Ты о чем-то задумалась, милочка, и не говоришь ни слова. А мораль отсюда такова... Нет, что-то не соображу! Ничего, потом вспомню...

   — Forse non ne ha, — Alice si arrischiò di osservare.

   -- А, может, здесь и нет никакой морали,--заметила Алиса.

   — Zitta! zitta! bambina! — disse la Duchessa. — Ogni cosa ha la sua morale, se si sa trovarla. — E le si strinse più da presso.

   -- Как это нет!--возразила Герцогиня.--Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти! И с этими словами она прижалась к Алисе.

   Ad Alice non piaceva esserle così vicina; primo; perchè la Duchessa era bruttissima; secondo, perché era così alta che poggiava il mento sulle spalle d’Alice, un mento terribilmente aguzzo! Ma non volle mostrarsi scortese, e sopportò quella noia con molta buona volontà.

   Алисе это совсем не понравилось: во-первых, Герцогиня была такой безобразной, а, во-вторых, подбородок ее приходился как раз на уровне Алисиного плеча, и подбородок этот был очень острый. Но делать было нечего -- не могла же Алиса попросить Герцогиню отодвинуться!

   — Il giuoco va meglio, ora, — disse per alimentare un po’ la conversazione.

   -- Игра, кажется, пошла веселее,--заметила она, чтобы как-то поддержать разговор.

   — Eh sì, — rispose la Duchessa, — e questa è la morale: "È l’amore, è l’amore che fa girare il mondo."

   -- Я совершенно с тобой согласна, -- сказала Герцогиня. -- А мораль отсюда такова: ``Любовь, любовь, ты движешь миром...''

   — Ma qualcheduno ha detto invece, — bisbigliò Alice, — se ognuno badasse a sè, il mondo andrebbe meglio.

   -- А мне казалось, кто-то говорил, будто самое главное -- не соваться в чужие дела, -- шепнула Алиса.

   — Bene! È lo stesso, — disse la Duchessa, conficcando il suo mento aguzzo nelle spalle d’Alice: — E la morale è questa: "Guardate al senso; le sillabe si guarderanno da sè."

   -- Так это одно и то же, -- промолвила Герцогиня, вонзая подбородок в Алисино плечо.-- А мораль отсюда такова: думай о смысле, а слова придут сами!

   ("Come si diletta a trovare la morale in tutto!" pensò Alice.)

   -- Как она любит всюду находить мораль,--подумала Алиса.

   — Scommetto che sei sorpresa, perchè non ti cingo la vita col braccio, — disse la Duchessa dopo qualche istante, — ma si è perchè non so di che carattere sia il tuo fenicottero. Vogliamo far la prova?

   -- Ты, конечно, удивляешься, -- сказала Герцогиня, -- почему я не обниму тебя за талию. Сказать по правде, я не совсем уверена в твоем фламинго. Или все же рискнуть?

   — Potrebbe morderla, — rispose Alice, che non desiderava simili esperimenti.

   -- Он может и укусить,--сказала благоразумная Алиса, которой совсем не хотелось, чтобы Герцогиня ее обнимала.

   — È vero, — disse la Duchessa, — i fenicotteri e la mostarda non fanno che mordere, e la morale è questa: "Gli uccelli della stessa razza se ne vanno insieme."

   -- Совершенно верно, -- согласилась Герцогиня. -- Фламинго кусаются не хуже горчицы. А мораль отсюда такова: это птицы одного полета!

   — Ma la mostarda non è un uccello, — osservò Alice.

   -- Только горчица совсем не птица, -- заметила Алиса.

   — Bene, come sempre, disse la Duchessa, — tu dici le cose con molta chiarezza!

   -- Ты, как всегда, совершенно права,--сказала Герцогиня.-- Какая ясность мысли!

   — È un minerale, credo, — disse Alice.

   -- Кажется, горчица -- минерал, -- продолжала Алиса задумчиво.

   — Già, — rispose la Duchessa, che pareva accettasse tutto quello che diceva Alice; — in questi dintorni c’è una miniera di mostarda e la morale è questa: "La miniera è la maniera di gabbar la gente intera."

   -- Конечно, минерал,--подтвердила Герцогиня. Она готова была соглашаться со всем, что скажет Алиса.--Минерал огромной взрывчатой силы. Из нее делают мины и закладывают при подкопах... А мораль отсюда такова: хорошая мина при плохой игре -- самое главное!

   — Oh lo so! — esclamò Alice, che non aveva badato a queste parole; — è un vegetale, benchè non sembri.

   -- Вспомнила,--сказала вдруг Алиса, пропустившая мимо ушей последние слова Герцогини. -- Горчица это овощ. Правда, на овощ она не похожа -- и все-таки это овощ!

   — Proprio così, — disse la Duchessa, — e la morale è questa: "Sii ciò che vuoi parere" o, se vuoi che te la dica più semplicemente: "Non credere mai d’essere diversa da quella che appari agli altri di esser o d’esser stata, o che tu possa essere, e l’essere non è altro che l’essere di quell’essere ch’è l’essere dell’essere, e non diversamente."

   -- Я совершенно с тобой согласна,--сказала Герцогиня.--А мораль отсюда такова: всякому овощу свое время. Или, хочешь, я это сформулирую попроще: никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть.

   — Credo che la intenderei meglio, — disse Alice con molto garbo, — se me la scrivesse; non posso seguir con la mente ciò che dice.

   -- Мне кажется, я бы лучше поняла, -- учтиво проговорила Алиса, -- если б я могла это записать. А так я не очень разобралась.

   — Questo è nulla rimpetto a quel che potrei dire, se ne avessi voglia, — soggiunse la Duchessa.

   -- Это все чепуха по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если бы захотела, -- ответила польщенная Герцогиня.

   — Non s’incomodi a dire qualche altra cosa più lunga, — disse Alice.

   -- Пожалуйста, не беспокойтесь, -- сказала Алиса.

   — Non mi parlar d’incomodo! — rispose la Duchessa. — Ti faccio un regalo di ciò che ho detto finora.

   -- Ну что ты, разве это беспокойство, -- возразила Герцогиня. -- Дарю тебе все, что успела сказать.

   "Un regalo che non costa nulla, — pensò Alice; — meno male che negli onomastici e nei genetliaci non si fanno regali simili". — Ma non osò dirlo a voce alta.

   -- Пустяковый подарок, -- подумала про себя Алиса. -- Хорошо, что на дни рождения таких не дарят! Однако вслух она этого сказать не рискнула.

   — Sempre pensosa? — domandò la Duchessa, dando alla spalla della bambina un altro colpo del suo mento acuminato.

   -- Опять о чем-то думаешь?--спросила Герцогиня и снова вонзила свой подбородок в Алисино плечо.

   — N’ho ben ragione! — rispose vivamente Alice, perchè cominciava a sentirsi un po’ seccata.

   -- А почему бы мне и не думать?--отвечала Алиса. Ей было как-то не по себе.

   E la Duchessa: — La stessa ragione che hanno i porci di volare: e la mora...

   -- А почему бы свинье не летать? -- сказала Герцогиня. -- А мораль...

   A questo punto, con gran sorpresa d’Alice, la voce della Duchessa andò morendo e si spense in mezzo alla sua favorita parola: morale. Il braccio che era in quello d’Alice cominciò a tremare. Alice alzò gli occhi, e vide la Regina ritta di fronte a loro due, le braccia conserte, le ciglia aggrottate, come un uragano.

   Тут, к великому удивлению Алисы, Герцогиня умолкла и задрожала. Алиса подняла глаза и увидела, что перед ними, скрестив на груди руки и грозно нахмурившись, стоит Королева.

   — Maestà che bella giornata! — balbettò la Duchessa con voce bassa e fioca.

   -- Прекрасная погода, Ваше Величество, -- слабо прошептала Герцогиня.

   — Vi avverto a tempo, — gridò la Regina, pestando il suolo; — o voi o la vostra testa dovranno andarsene immediatamente! Scegliete!

   -- Я тебя честно предупреждаю, -- закричала Королева и топнула ногой. -- Либо мы лишимся твоего общества, либо ты лишишься головы. Решай сейчас же -- нет, в два раза быстрее!

   La Duchessa scelse e in un attimo sparì.

   Герцогиня решила и тотчас исчезла.

   — Ritorniamo al giuoco, — disse la Regina ad Alice; ma Alice era troppo atterrita, e non rispose sillaba, seguendola lentamente sul terreno.

   -- Вернемся к нашей игре, -- сказала Алисе Королева. Алиса так была напугана, что, не говоря ни слова, побрела за ней следом к площадке.

   Gl’invitati intanto, profittando dell’assenza della Regina, si riposavano all’ombra: però appena la videro ricomparire, tornarono ai loro posti; la Regina accennò soltanto che se avessero ritardato un momento solo, avrebbero perduta la vita.

   Гости между тем воспользовались отсутствием Королевы и отдыхали в тени; однако, увидев, что Королева возвращается, они поспешили к своим местам. А Королева, подойдя, просто объявила, что минута промедления будет стоить им всем жизни.

   Mentre giocavano, la Regina continuava a querelarsi con gli altri giocatori, gridando sempre: — Tagliategli la testa! — oppure: — Tagliatele la testa! — Coloro ch’erano condannati a morte erano arrestati da soldati che dovevano servire d’archi al gioco, e così in meno di mezz’ora, non c’erano più archi, e tutti i giocatori, eccettuati il Re, la Regina e Alice, erano in arresto e condannati nel capo.

   Пока шла игра, Королева беспрестанно ссорилась с игроками и кричала: -- Отрубить ему голову! Голову ей с плеч! Солдаты вставали с земли и брали несчастных под стражу. Воротцев в результате становилось все меньше и меньше. Не прошло и получаса, как их и вовсе не осталось, а все игроки с трепетом ждали казни.

   Finalmente la Regina lasciò il giuoco, senza più fiato, e disse ad Alice: — Non hai veduto ancora la Falsa-testuggine?

   Наконец, Королева бросила игру и, переводя дыхание, спросила Алису: -- А видела ты Черепаху Квази?

   — No, — disse Alice. — Non so neppure che sia la Falsa-testuggine.

   -- Нет, -- сказала Алиса. -- Я даже не знаю, кто это такой.

   — È quella con cui si fa la minestra di Falsa-testuggine, — disse la Regina.

   -- Как же, -- сказала Королева. -- Это то, из чего делают квази-черепаший суп,

   — Non ne ho mai veduto, nè udito parlare, — soggiunse Alice.

   -- Никогда не видала и не слыхала, -- сказала Алиса.

   — Vieni dunque, — disse la Regina, ed essa ti racconterà la sua storia.

   -- Тогда пошли, -- сказала Королева. -- Он сам тебе все расскажет.

   Mentre andavano insieme, Alice sentì che il Re diceva a voce bassa a tutti i condannati: — Faccio grazia a tutti. — Oh come sono contenta! — disse fra sè Alice, perchè era afflittissima per tutte quelle condanne ordinate dalla Regina.

   И они пошли. Уходя, Алиса услышала, как Король тихо сказал, обращаясь к гостям: -- Мы всех вас прощаем! -- Вот хорошо! -- обрадовалась Алиса. -- (Она очень горевала, думая о назначенных казнях).

   Tosto arrivarono presso un Grifone sdraiato e addormentato al sole. (Se voi non sapete che sia un Grifone, guardate la figura.) — Su, su, pigro! — disse la Regina, — conducete questa bambina a vedere la Falsa-testuggine che le narrerà la sua storia. Io debbo tornare indietro per assistere alle esecuzioni che ho ordinate. — E andò via lasciando Alice sola col Grifone. Non piacque ad Alice l’aspetto della bestia, ma poi riflettendo che, dopo tutto, rimaner col Grifone era più sicuro che star con quella feroce Regina, rimase in attesa.

   Вскоре они увидели Грифона, крепко спящего на солнцепеке. (Если ты не знаешь, как выглядит Грифон, посмотри на картинку). -- Вставай, бездельник, -- сказала Королева, -- отведи эту барышню к Черепахе Квази. Пусть расскажет ей свою историю. А мне надо возвращаться: я там приказала кое-кого казнить, надо присмотреть, чтобы все было как следует. И она ушла, оставив Алису с Грифоном. Алисе он не внушил особого доверия, но, подумав, что с ним, верно, все же спокойнее, чем с Королевой, она осталась.

   Il Grifone si levò, si sfregò gli occhi, aspettò che la Regina sparisse interamente e poi si mise a ghignare: — Che commedia! — disse il Grifone, parlando un po’ per sè, un po’ per Alice.

   -- Смех--да и только!--пробормотал он не то про себя, не то обращаясь к Алисе.

   — Quale commedia? — domandò Alice.

   -- Смех? -- переспросила Алиса растерянно.

   — Quella della Regina, — soggiunse il Grifone. — È una sua mania, ma a nessuno viene tagliata la testa, mai. Vieni!

   -- Ну да, -- ответил Грифон. -- Все это выдумки. Казнить! Скажет тоже! У них такого отродясь не было. Ладно, пошли!

   — Qui tutti mi dicono: "Vieni!" — osservò Alice, seguendolo lentamente. — Non sono mai stata comandata così in tutta la mia vita!

   -- Все здесь только и говорят, что ``пошли!'' -- подумала Алиса, покорно плетясь за Грифоном. -- Никогда в жизни еще мною так не помыкали!

   Non s’erano allontanati di molto che scorsero in distanza la Falsa-testuggine, seduta malinconicamente sull’orlo d’una rupe. Avvicinatasi un po’ più, Alice la sentì sospirare come se le si rompesse il cuore. N’ebbe compassione. — Che ha? — domandò al Grifone, e il Grifone rispose quasi con le stesse parole di prima: — È una mania che l’ha presa, ma non ha nulla. Vieni!

   Пройдя совсем немного, они увидели вдалеке Черепаху Квази; он лежал на скалистом уступе и вздыхал с такой тоской, словно сердце у него разрывалось. Алиса от души пожалела его. -- Почему он так грустит? -- спросила она Грифона. И он ответил ей почти теми же словами: -- Все это выдумки. Грустит! Скажешь тоже! Не о чем ему грустить. Ладно, пошли!

   E andarono verso la Falsa-testuggine, che li guardò con certi occhioni pieni di lagrime, ma senza far motto.

   И они подошли к Черепахе Квази. Тот взглянул на них большими, полными слез глазами, но ничего не сказал.

   — Questa bambina, — disse il Grifone, — vorrebbe sentire la tua storia, vorrebbe.

   -- Эта барышня, -- начал Грифон, -- хочет послушать твою историю. Вынь да положь ей эту историю! Вот оно что!

   — Gliela dirò, — rispose la Falsa-testuggine, con voce profonda. — Sedete, e non dite sillaba, prima che io termini.

   -- Что ж, я расскажу,--проговорил Квази глухим голосом.-- Садитесь и не открывайте рта, пока я не кончу.

   E sedettero e per qualche minuto nessuno parlò. Alice intanto osservo fra sè: "Come potrà mai finire se non comincia mai?" Ma aspettò pazientemente.

   Грифон и Алиса уселись. Наступило молчание. -- Не знаю, как это он собирается кончать, если никак не может начать,-- подумала про себя Алиса. Но делать было нечего -- она терпеливо ждала.

   — Una volta, — disse finalmente la Falsa-testuggine con un gran sospiro, — io ero una testuggine vera.

   -- Однажды,--произнес, наконец, Черепаха Квази с глубоким вздохом, -- я был настоящей Черепахой.

   Quelle parole furono seguite da un lungo silenzio, interrotto da qualche "Hjckrrh!" del Grifone e da continui e grossi singhiozzi della Falsa-testuggine. Alice stava per levarsi e dirle: — Grazie della vostra storia interessante, — quando pensò che ci doveva essere qualche altra cosa, e sedette tranquillamente senza dir nulla.

   И снова воцарилось молчание. Только Грифон изредка откашливался, да неумолчно всхлипывал Квази. Алиса совсем уже собралась подняться и сказать: ``Благодарю вас, сэр, за очень увлекательный рассказ''. Но потом решила еще подождать. Наконец, Черепаха Квази немного успокоился и, тяжело вздыхая, заговорил.

   — Quando eravamo piccini, — riprese finalmente la Falsa-testuggine, un po’ più tranquilla, ma sempre singhiozzando di quando in quando, — andavamo a scuola al mare. La maestra era una vecchia testuggine... — e noi la chiamavamo tartarug...

   -- Когда мы были маленькие, мы ходили в школу на дне моря. Учителем у нас был старик-Черепаха. Мы звали его Спрутиком.

   — Perchè la chiamavate tartaruga se non era tale? — domandò Alice.

   -- Зачем же вы звали его Спрутиком, -- спросила Алиса, -- если на самом деле он был Черепахой.

   — La chiamavamo tartaruga, perchè c’insegnava, — disse la Falsa-testuggine con dispetto: Hai poco sale in zucca!

   -- Мы его звали Спрутиком, потому что он всегда ходил с прутиком, -- ответил сердито Черепаха Квази. -- Ты не очень-то догадлива!

   — Ti dovresti vergognare di fare domande così semplici, — aggiunse il Grifone; e poi tacquero ed entrambi fissarono gli occhi sulla povera Alice che avrebbe preferito sprofondare sotterra. Finalmente il Grifone disse alla Falsa-testuggine: — Va innanzi, cara mia! e non ti dilungare tanto! E così la Falsa-testuggine continuò:

   -- Стыдилась бы о таких простых вещах спрашивать,--подхватил Грифон. Оба они замолчали и уставились на бедную Алису. Она готова была провалиться сквозь землю. Наконец, Грифон повернулся к Черепахе Квази и сказал: -- Давай, старина, поторапливайся! Нельзя же весь день здесь сидеть...

   — Andavamo a scuola al mare, benchè tu non lo creda...

   И Квази продолжал: -- Да, ходили мы в школу, а школа наша была на дне морском, хоть ты, может, этому и не поверишь...

   — Non ho mai detto questo! — interruppe Alice.

   -- Почему же? -- возразила Алиса. -- Я ни слова не сказала.

   — Sì che l’hai detto, — disse la Falsa-testuggine.

   -- Нет, сказала, -- настаивал Квази.

   — Zitta! — soggiunse il Grifone, prima che. Alice potesse rispondere. La Falsa-testuggine continuò:

   -- Не возражай! -- прикрикнул Грифон. Но Алиса и не думала возражать.

   — Noi fummo educate benissimo... infatti andavamo a scuola tutti i giorni...

   -- Образование мы получили самое хорошее,--продолжал Черепаха Квази. -- И немудрено -- ведь мы ходили в школу каждый день...

   — Anch’io andavo a scuola ogni giorno, — disse Alice; — non serve inorgoglirsi per così poco.

   -- Я тоже ходила в школу каждый день, -- сказала Алиса. -- Ничего особенного в этом нет.

   — E avevate dei corsi facoltativi? — domandò la Falsa-testuggine con ansietà.

   -- А дополнительно тебя чему-нибудь учили? -- спросил Квази с тревогой.

   — Sì, — rispose Alice; — imparavamo il francese e la musica.

   -- Да, -- ответила Алиса. -- Музыке и французскому.

   — E il bucato? — disse la Falsa-testuggine.

   -- А стирке?--быстро сказал Черепаха Квази.

   — No, il bucato, no, — disse Alice indignata.

   -- Нет, конечно, -- с негодованием отвечала Алиса.

   — Ah! e allora che scuola era? — disse la Falsa-testuggine, come se si sentisse sollevata. — Nella nostra, c’era nella fine del programma: Corsi facoltativi: francese, musica, e bucato.

   -- Ну, значит, школа у тебя была неважная, -- произнес с облегчением Квази. -- А у нас в школе к счету всегда приписывали: ``Плата за французский, музыку и стирку дополнительно''.

   — E vivendo in fondo al mare, — disse Alice, — a che vi serviva?

   -- Зачем вам стирка?--спросила Алиса.--Ведь вы жили на дне морском.

   — Non ebbi mai il mezzo per impararlo, — soggiunse sospirando la Falsa-testuggine; — così seguii soltanto i corsi ordinari.

   -- Все равно я не мог заниматься стиркой,--вздохнул Черепаха Квази. -- Мне она была не по карману. Я изучал только обязательные предметы,

   — Ed erano? — domandò Alice.

   -- Какие? -- спросила Алиса.

   — Annaspare e contorcersi, prima di tutto, — rispose la Falsa-testuggine. — E poi le diverse operazioni dell’aritmetica... ambizione, distrazione, bruttificazione, e derisione.

   -- Сначала мы, как полагается, Чихали и Пищали,--отвечал Черепаха Квази. -- А потом принялись за четыре действия Арифметики: Скольжение, Причитание, Умиление и Изнеможение.

   — Non ho mai sentito parlare della bruttificazione, — disse Alice.

   -- Я о ``Причитании'' никогда не слыхала, -- рискнула заметить Алиса.

   — Che cos’è? Il Grifone levò le due zampe in segno di sorpresa ed esclamò: — Mai sentito parlare di bruttificazione! Ma sai che significhi bellificazione, spero.

   -- Никогда не слыхала о ``Причитании''! -- воскликнул Грифон, воздевая лапы к небу. -- Что такое ``читать'', надеюсь, ты знаешь?

   — Sì, — rispose Alice, ma un po’ incerta: — significa... rendere... qualche cosa... più bella.

   -- Да, -- отвечала Алиса неуверенно, -- смотреть, что написано в книжке и... читать.

   — Ebbene, — continua il Grifone, — se non sai che significa bruttificazione mi par che ti manchi il comprendonio.

   -- Ну да, -- сказал Грифон, -- и если ты при этом не знаешь, что такое ``причитать'', значит, ты совсем дурочка.

   Alice non si sentiva incoraggiata a fare altre domande. Così si volse alla Falsa-testuggine e disse: — Che altro dovevate imparare?

   У Алисы пропала всякая охота выяснять, что такое ``Причитание'', она повернулась к Черепахе Квази и спросила: -- А что еще вы учили?

   — C’era il mistero, rispose la Falsa-testuggine, contando i soggetti sulle natatoie... — il mistero antico e moderno con la marografia: poi il disdegno... il maestro di disdegno era un vecchio grongo, e veniva una volta la settimana: c’insegnava il disdegno, il passaggio, e la frittura ad occhio.

   -- Были у нас еще Рифы -- Древней Греции и Древнего Рима, Грязнописание и Мать-и-мачеха. И еще Мимические опыты; мимиком у нас был старый угорь, он приходил раз в неделю. Он же учил нас Триконометрии, Физиономии...

   — E che era? — disse Alice.

   -- Физиономии? -- переспросила Алиса.

   — Non te la potrei mostrare, — rispose la Falsa-testuggine, — perchè vedi son tutta d’un pezzo. E il Grifone non l’ha mai imparata.

   -- Я тебе этого показать не смогу, -- отвечал Черепаха Квази. -- Стар я уже для этого. А Грифон ею не занимался.

   — Non ebbi tempo, — rispose il Grifone: ma studiai le lingue classiche e bene. Ebbi per maestro un vecchio granchio, sapete.

   -- Времени у меня не было,--подтвердил Грифон.--Зато я получил классическое образование.

-- Как это? -- спросила Алиса.

-- А вот как,--отвечал Грифон.--Мы с моим учителем, крабом-старичком, уходили на улицу и целый день играли в классики. Какой был учитель!

   — Non andai mai da lui, — disse la Falsa-testuggine con un sospiro: — dicevano che insegnasse Catino e Gretto.

   -- Настоящий классик! -- со вздохом сказал Квази. --Но я к нему не попал... Говорят, он учил Латуни, Драматике и Мексике...

   — Proprio così, — disse il Grifone, sospirando anche lui, ed entrambe le bestie si nascosero la faccia tra le zampe.

   -- Это уж точно,--согласился Грифон. И оба повесили головы и вздохнули.

   — Quante ore di lezione al giorno avevate? — disse prontamente Alice per cambiar discorso.

   -- А долго у вас шли занятия? -- спросила Алиса, торопясь перевести разговор.

   — Dieci ore il primo giorno, — rispose la Falsa-testuggine: — nove il secondo, e così di seguito.

   -- Это зависело от нас, -- отвечал Черепаха Квази. -- Как все займем, так и кончим.

   — Che strano metodo! — esclamò Alice.

   -- Займете? -- удивилась Алиса.

   — Ma è questa la ragione perchè si chiamano lezioni, — osservò il Grifone: — perchè c’è una lesione ogni giorno. —

   -- Занятия почему так называются? -- пояснил Грифон. -- Потому что на занятиях мы у нашего учителя ум занимаем... А как все займем и ничего ему не оставим, тут же и кончим. В таких случаях говорят: ``Ему ума не занимать''. Поняла?

   Era nuovo per Alice, e ci pensò su un poco, prima di fare questa osservazione: — Allora l’undecimo giorno era vacanza?

   Это было настолько ново для Алисы, что она невольно задумалась.

   — Naturalmente, — disse la Falsa-testuggine.

   -- А что же тогда с учителем происходит? -- спросила она немного спустя.

   — E che si faceva il dodicesimo? — domandò vivamente Alice.

   — Basta in quanto alle lezioni: dille ora qualche cosa dei giuochi, — interruppe il Grifone, in tono molto risoluto.

   -- Может, хватит про уроки, -- вмешался решительно Грифон. -- Расскажи-ка ей про наши игры...