De avonturen van Alice

   HIER ben ik,’ riep Alice, die in de verwarring van het ogenblik helemaal vergat hoe groot ze de laatste minuten geworden was. En zij sprong zo haastig op dat ze met een slip van haar rok de bank van de jury-leden omvergooide, zodat deze allemaal op de hoofden van de toeschouwers beneden hen terecht kwamen. Daar lagen zij te spartelen. Het herinnerde Alice heel erg aan een kom goudvissen, die zij de vorige week per ongeluk omver had gestoten.

   -- Здесь! -- крикнула Алиса, забыв в своем волнении, как она выросла за последние несколько минут, и так быстро вскочила со своего места, что задела краем юбки скамью, на которой сидели присяжные, -- скамья опрокинулась, и все присяжные посыпались вниз, на головы сидящей публики. Там они и лежали, напоминая Алисе рыбок, так же беспомощно лежавших на полу с неделю назад, когда она случайно опрокинула аквариум.

   ‘O neem me niet kwalijk!’ riep ze verschrikt en zij begon zo gauw als ze kon hen weer op te rapen. Het ongeluk met de goudvissen spookte door haar hoofd en zij had een vaag idee dat die dieren, wanneer zij ze niet ineens bij elkaar zocht en in de jury-bank terugzette, dood zouden gaan.

   -- Простите, пожалуйста! -- огорченно вскричала Алиса и принялась торопливо подбирать присяжных; случай с аквариумом не шел у нее из ума, и ей почему-то казалось, что, если не подобрать присяжных как можно скорее и не посадить их обратно на скамью, они непременно погибнут.

   ‘De rechtszitting kan geen voortgang hebben,’ zei de Koning heel ernstig, ‘voor alle jury-leden op hun eigen plaats terug zijn - allemaal,’ herhaalde hij met grote nadruk en hij keek Alice strak aan toen hij dat zei.

   -- Суд продолжит работу только после того, как все присяжные вернутся па места, -- сказал Король строго. -- Я повторяю: все! Все до единого! -- произнес он с расстановкой, не сводя глаз с Алисы.

   Alice keek naar de bank van de jury-leden en zag dat zij de Hagedis op zijn hoofd had gezet. Het arme dier wuifde neerslachtig met zijn staart, niet in staat om zich om te keren. Ze pakte hem gauw op en zette hem recht. ‘Niet dat het er veel op aankomt,’ zei ze bij zichzelf, ‘ik denk dat hij op zijn kop evenveel invloed heeft op het verhoor als wanneer hij rechtop staat.’

   Алиса взглянула на присяжных и обнаружила, что второпях она посадила Ящерку Билля на скамью вверх ногами; бедняга грустно махал хвостом, но перевернуться никак не мог. Она быстро взяла его и посадила, как полагается. Про себя же она подумала: -- Конечно, это совсем неважно. Что вверх головой, что вниз, пользы от него па суде никакой.

   Zodra de jury-leden zich een beetje hersteld hadden van de schok en hun pennen en schriften weer gevonden waren en aan hen teruggegeven, begonnen zij heel ijverig een verslag van het ongeluk op te schrijven. Behalve de Hagedis, die blijkbaar te veel in de war was om iets anders te doen dan met zijn mond open naar het plafond van de zaal te staren.

   Как только присяжные немного пришли в себя и получили обратно потерянные при падении грифели и доски, они принялись усердно писать историю этого происшествия. Один только Билль сидел неподвижно, широко открыв рот и уставившись в небо: видно, никак не мог опомниться.

   ‘Wat weet je af van deze zaak?’ zei de Koning tot Alice.

   -- Что ты знаешь об этом деле? -- спросил Король.

   ‘Niets,’ zei Alice.

   -- Ничего, -- ответила Алиса.

   ‘Niets wat?’ vervolgde de Koning.

   -- Совсем ничего? -- настойчиво допытывался Король.

   ‘Niets, maar dan ook helemaal niets,’ zei. Alice.

   -- Совсем ничего, -- повторила Алиса.

   ‘Dat is heel belangrijk,’ zei de Koning en wendde zich tot de jury. De jury-leden begonnen het juist op te schrijven toen het Witte Konijn hem in de rede viel. ‘Onbelangrijk bedoelt Uwe Majesteit natuurlijk,’ zei hij heel eerbiedig, maar hij fronste zijn voorhoofd en trok allerlei gezichten naar de Koning onderwijl.

   -- Это очень важно,--произнес Король, поворачиваясь к присяжным. Они кинулись писать, но тут вмешался Белый Кролик. -- Ваше Величество хочет, конечно, сказать: неважно, -- произнес он почтительно. Однако при этом он хмурился и подавал Королю знаки.

   ‘Natuurlijk, onbelangrijk bedoelde ik,’ zei de Koning haastig en hij ging zachtjes bij zich zelf verder ‘belangrijk-onbelangrijk-onbelangrijk-belangrijk,’ alsof hij probeerde welk woord het beste klonk.

   -- Ну да, -- поспешно сказал Король. -- Я именно это и хотел сказать. Неважно! Конечно, неважно! И забормотал вполголоса,--словно примериваясь, что лучше звучит. -- Важно -- неважно... неважно -- важно...

   Sommige jury-leden schreven op ‘belangrijk’ en sommige ‘onbelangrijk’. Alice kon dit zien, omdat zij dicht genoeg bij hen zat om in hun schriften te kijken, ‘maar het komt er toch niets op aan,’ dacht ze bij zich zelf.

   Некоторые присяжные записали: ``Важно!'', а другие--``Неважно!''. Алиса стояла так близко, что ей все было отлично видно. -- Это не имеет никакого значения, -- подумала она.

   Op dit ogenblik riep de Koning, die enige tijd ijverig in zijn notitie-boekje had zitten schrijven: ‘Stilte!’ en dan las hij uit het boekje voor: ‘Wet twee-en-veertig. Alle personen van meer dan een kilometer lang moeten de rechtszaal verlaten.’

   В эту минуту Король, который что-то быстро писал у себя в записной книжке, крикнул: -- Тихо! Посмотрел в книжку и прочитал: -- ``Правило 42. Всем, в ком больше мили росту, следует немедленно покинуть зал''.

   Iedereen keek naar Alice.

   И все уставились на Алису.

   ‘Ik ben geen kilometer lang,’ zei Alice.

   -- Во мне нет мили, -- сказала Алиса.

   ‘Dat ben je wel,’ zei de Koning.

   -- Нет, есть, -- возразил Король.

   ‘Bijna twee kilometer,’ voegde de Koningin er aan toe.

   -- В тебе мили две, не меньше, -- прибавила Королева.

   ‘Toch ga ik niet weg,’ zei Alice, ‘het is trouwens geen echte wet, U hebt hem net bedacht.’

   -- Никуда я не уйду, -- сказала Алиса. -- И вообще, это не настоящее правило. Вы его только что выдумали.

   ‘Het is de oudste wet in het boek,’ zei de Koning.

   -- Это самое старое правило в книжке--возразил Король.

   ‘Dan zou het Wet no. één zijn,’ zei Alice.

   -- Почему же оно тогда 42-е? -- спросила Алиса. -- Оно должно быть первым!

   De Koning werd bleek en deed haastig zijn boekje dicht. ‘Overweeg uw oordeel,’ zei hij met zachte, bevende stem tot de jury.

   Король побледнел и торопливо закрыл книжку. -- Обдумайте свое решение, -- сказал он присяжным тихим, дрожащим голосом.

   ‘Er zijn nog meer getuigen, Majesteit,’ zei het Witte Konijn en sprong haastig op, ‘dit papier is juist binnen gekomen.’

   Белый Кролик поспешно вскочил со своего места. -- С позволения Вашего Величества, -- сказал он, -- тут есть еще улики. Только что был найден один документ.

   ‘Wat staat er op?’ zei de Koningin.

   -- А что в нем? -- спросила Королева.

   ‘Ik heb het nog niet opengedaan,’ zei het Witte Konijn, ‘maar het is blijkbaar een brief, geschreven door de gevangene en gericht aan - aan iemand.’

   -- Я его еще не читал,--ответил Белый Кролик,--но, по-моему, это письмо от обвиняемого... кому-то...

   ‘Dat moet wel,’ zei de Koning, ‘anders was hij aan niemand gericht en dat komt niet dikwijls voor.’

   -- Конечно, кому-то, -- сказал Король. -- Вряд ли он писал письмо никому. Такое обычно не делается.

   ‘Aan wie is hij geadresseerd?’ vroeg een van de jury-leden.

   -- Кому оно адресовано? -- спросил кто-то из присяжных.

   ‘Het is niet geadresseerd,’ zei het Witte Konijn, ‘op de buitenkant staat eigenlijk helemaal niets.’ Hij vouwde het papier open, terwijl hij dit zei en voegde er aan toe: ‘Het is trouwens geen brief, het is een gedicht.’

   -- Никому, -- ответил Белый Кролик. -- Во всяком случае, на обороте ничего не написано. С этими словами он развернул письмо и прибавил: -- Это даже и не письмо, а стихи.

   ‘Is het geschreven met de hand van de gevangene?’ vroeg een van de jury-leden.

   -- Почерк обвиняемого? -- спросил другой присяжный.

   ‘Nee,’ zei het Witte Konijn, ‘en dat is wel het gekste van alles.’ (De jury-leden keken heel beteuterd)

   -- Нет, -- отвечал Белый Кролик. -- И это всего подозрительней. (Присяжные растерялись).

   ‘Dan moet hij iemand anders handschrift na hebben gedaan,’ zei de Koning. (De gezichten van de juryleden klaarden op).

   -- Значит, подделал почерк, -- заметил Король. (Присяжные просветлели).

   ‘Majesteit,’ zei de Hartenboer, ‘ik heb het niet geschreven en niemand kan bewijzen dat ik het wel heb gedaan. Er staat geen naam aan het slot.’

   -- С позволения Вашего Величества,--сказал Валет,--я этого письма не писал, и они этого не докажут. Там нет подписи.

   ‘Als je het niet ondertekend hebt,’ zei de Koning, ‘maakt dat de zaak enkel erger. Je moet een of andere misdaad van plan zijn geweest. Anders had je als eerlijk man je naam er wel onder gezet.’

   -- Тем хуже, -- сказал Король. -- Значит, ты что-то дурное задумал, а не то подписался бы, как все честные люди.

   Iedereen klapte luid in zijn handen. Dit was het eerste werkelijk verstandige woord dat de Koning die dag had gezegd.

   Все зааплодировали: впервые, за весь день Король сказал что-то действительно умное.

   ‘Dat bewijst zijn schuld,’ zei de Koningin.

   -- Вина доказана, -- произнесла Королева. -- Рубите ему...

   ‘Het bewijst niets!’ zei Alice, ‘U weet niet eens wat er in staat.’

   -- Ничего подобного! -- возразила Алиса. -- Вы даже не знаете, о чем стихи.

   ‘Lees voor,’ zei de Koning.

   -- Читай их! -- сказал Король Кролику.

   Het Witte Konijn zette zijn bril op. ‘Waar zal ik beginnen,Majesteit?’ vroeg hij.

   Кролик надел очки. -- С чего начинать, Ваше Величество? -- спросил он.

   ‘Begin bij het begin,’ zei de Koning ernstig, ‘en ga net zo lang door tot je aan het slot bent. Houd dan op!’

   -- Начни с начала, -- важно ответил Король, -- продолжай, пока не дойдешь до конца. Как дойдешь -- кончай!

   Dit was het gedicht, dat het Witte Konijn voorlas:

   Воцарилось мертвое молчание. Вот что прочитал Белый Кролик:

Ze zeiden dat u bij haar waart
 En noemden mij aan hem.
 Zij roemde wel mijn goede aard,
 Maar zei dat ik niet zwem.

    Я знаю, с ней ты говорил
     И с ним, конечно, тоже.
     Она сказала: ``Очень мил,
     нo плавать он не может''.

Hij schreef hun dat ik er niet was
 (Zo is het, weet ik nu).
 Komt haar de zaak geheel van pas,
 Wat wordt er dan van u?

    Там побывали та и тот
     (Что знают все на свете),
     Но, если б делу дали ход,
     Вы были бы в ответе.

Ik gaf haar twee, zij twee aan hem,
 En drie of meer gaaft gij.
 Zij keerden dan van u naar hem,
 Toch waren zij van mij.

    Я дал им три, они нам -- пять,
     Вы шесть им посулили.
     Но все вернулись к вам опять,
     Хотя моими были.

Wordt gij en ik bij dit bestel
 Betrokken in die zaak,
 Voor uwe vrijspraak zorgt hij wel,
 Nauwkeurig als ik waak.

    Ты с нею не был вовлечен
     В такое злое дело,
     Хотя сказал однажды он,
     Что все им надоело.

Mijn mening was, dat uwe stem
 (Voor ziekte 't heeft belet)
 Een hinderpaal was tussen hem,
 Onszelf en u en het.

    Она, конечно, горяча,
     Не спорь со мной напрасно.
     Да, видишь ли, рубить сплеча
     Не так уж безопасно.

Laat hem niet weten dat haar wens
 Zo was ten naasten bij.
 Dit is geheim voor dier en mens
 Tussen uzelf en mij.

    Но он не должен знать о том
     (Не выболтай случайно),
     Все остальные ни при чем,
     И это наша тайна.

   ‘Dit is het belangrijkste bewijsstuk, dat ik tot nu toe gehoord heb,’ zei de Koning en wreef in zijn handen, ‘laat nu de jury -.’

   -- Это очень важная улика, -- проговорил Король, потирая руки. -- Все, что мы сегодня слышали, по сравнению с ней бледнеет. А теперь пусть присяжные обдумают свое...

   ‘Als iemand er iets van begrijpt,’ zei Alice (ze was de laatste minuten zo groot geworden, dat ze helemaal niet bang meer was om hen in de rede te vallen), ‘krijgt hij van mij een stuiver. Ik geloof dat het absoluut niets te betekenen heeft.’

   Но Алиса не дала ему кончить. -- Если кто-нибудь из них сумеет объяснить мне эти стихи, -- сказала Алиса, -- я дам ему шесть пенсов. (За последние несколько минут она еще выросла, и теперь ей никто уже не был страшен). -- Я уверена, что в них нет никакого смысла!

   De jury-leden schreven allemaal in hun schriften: ‘Zij gelooft dat het absoluut niets te betekenen heeft,’ maar niet een van hen probeerde het gedicht uit te leggen.

   Присяжные записали: ``Она уверена, что в них нет никакого смысла'', -- но никто из них не сделал попытки объяснить стихи.

   ‘Als het niets betekent,’ zei de Koning, ‘bespaart ons dat een heleboel moeite, want dan hoeven we ook niet naar een verklaring te zoeken. En toch weet ik het niet,’ ging hij voort en spreidde het papier uit op zijn knie en keek ernaar met één oog: ‘Het heeft toch blijkbaar wel iets te betekenen, - Maar zei dat ik niet zwem - jij kunt niet zwemmen?’ ging hij verder en wendde zich daarbij tot de Hartenboer.

   -- Если в них нет никакого смысла, -- сказал Король, -- тем лучше. Можно не пытаться их объяснить. Впрочем... Тут он положил стихи себе на колени, взглянул на них одним глазом и произнес: -- Впрочем, кое-что я, кажется, объяснить могу, ``...но плавать он не может...'' И, повернувшись к Валету, Король спросил: -- Ты ведь не можешь плавать?

   De Hartenboer schudde bedroefd zijn hoofd. ‘Zie ik daarnaar uit?’ zei hij. (Wat hij beslist niet deed, want hij was van karton gemaakt).

   Валет грустно покачал головой. -- Куда мне! --сказал он. (Это было верно--ведь он был бумажный).

   ‘Precies,’ zei de Koning en hij mompelde verder bij zichzelf: ‘- Zo is het, weet ik nu -, dat is iemand van de jury natuurlijk. - Ik gaf haar een, zij twee aan hem -, wel dat slaat natuurlijk op de gebakjes.’

   -- Так, -- сказал Король и снова склонился над стихами. ``...Знают все на свете'' -- это он, конечно, о присяжных. ``Я дал им три, они нам -- пять...'' Так вот что он сделал с кренделями!

   ‘Maar het gaat verder: Zij keerden dan van u naar hem,’ zei Alice.

   -- Но там сказано, что ``все вернулись к вам опять'', -- заметила Алиса.

   ‘Nu, dat zijn ze!’ riep de Koning triomfantelijk en wees naar de gebakjes op de tafel, ‘dat is overduidelijk. Dan verder - Voor ziekte 't heeft belet -Jij bent niet ziek, liefste?’ zei hij tot de Koningin.

   -- Конечно, вернулись, -- закричал Король, с торжеством указывая на блюдо с кренделями, стоящее на столе. -- Это очевидно! -- ``Она, конечно, горяча...'' -- пробормотал он и взглянул на Королеву. -- Ты разве горяча, душечка?

   ‘Nooit!’ zei de Koningin woedend en gooide een inktpot naar de Hagedis. (De arme kleine Jan was opgehouden met zijn ene vinger in zijn schrift te schrijven, toen hij merkte dat dat toch geen zin had. Maar nu begon hij haastig weer en gebruikte zolang als het ging de inkt, die van zijn gezicht droop).

   -- Ну что ты, я необычайно сдержана, -- ответила Королева и швырнула чернильницу в Крошку Билля. (Бедняга было бросил писать по доске пальцем, обнаружив, что не оставляет на доске никакого следа, однако теперь поспешил начать писать снова, обмакнув палец в чернила, стекавшие у него с лица).

   ‘Dan beletten die woorden je ook niets,’ zei de Koning en keek glimlachend de zaal rond. Er heerste een diepe stilte.

   -- ``Рубить сплеча...'' -- прочитал Король и снова взглянул на Королеву. -- Разве ты когда-нибудь рубишь сплеча, душечка?

   ‘Het was een woordspeling,’ voegde de Koning er beledigd aan toe en iedereen begon te lachen. ‘Laat de jury uitspraak doen,’ zei de Koning ongeveer voor de twintigste maal die dag.

   -- Никогда, -- ответила Королева. И, отвернувшись, закричала, указывая пальцем на бедного Билля: -- Рубите ему голову! Голову с плеч!

-- А-а, понимаю, -- произнес Король. -- Ты у нас рубишь с плеч, а не сплеча!

И он с улыбкой огляделся. Все молчали.

-- Это каламбур! -- закричал сердито Король. И все засмеялись.

-- Пусть присяжные решают, виновен он или нет, -- произнес Король в двадцатый раз за этот день.

   ‘Nee, neen,’ zei de Koningin, ‘eerst de veroordeling en dan de uitspraak.’

   -- Нет! -- сказала Королева. -- Пусть выносят приговор! А виновен он или нет--потом разберемся!

   ‘Grote onzin,’ riep Alice luid. ‘Stel je voor, eerst de veroordeling!’

   -- Чепуха! -- сказала громко Алиса. -- Как только такое в голову может прийти!

   ‘Houd je mond,’ zei de Koningin, die purper werd van woede.

   -- Молчать! -- крикнула Королева, багровея.

   ‘Ik denk er niet over,’ zei Alice.

   -- И не думаю,--отвечала Алиса.

   ‘Sla haar hoofd af,’ riep de Koningin zo hard als ze kon. Niemand bewoog zich.

   -- Рубите ей голову! -- крикнула Королева во весь голос. Никто не двинулся с места.

   ‘Wat geef ik om jullie?’ zei Alice (zij had nu haar gewone lengte teruggekregen), ‘jullie zijn toch maar een pak kaarten.’

   -- Кому вы страшны? -- сказала Алиса. (Она уже выросла до своего обычного роста).--Вы ведь всего-навсего колода карт!

   Tegelijk stoof het hele pak in de lucht en vloog op haar neer. Ze uitte een lichte kreet, half uit angst, half uit boosheid, en probeerde ze weg te slaan. En toen merkte ze dat ze aan de waterkant lag met haar hoofd in de schoot van haar zuster, die zachtjes de dorre bladeren wegstreek, die over haar gezicht waren gedwarreld.

   Тут все карты поднялись в воздух и полетели Алисе в лицо. Она вскрикнула--полуиспуганно, полугневно,--принялась от них отбиваться... и обнаружила, что лежит на берегу, головой у сестры на коленях, а та тихо смахивает у нее с лица сухие листья, упавшие с дерева.

   ‘Wordt wakker Alice,’ zei haar zusje, ‘wat heb jij lang geslapen!’

   -- Алиса, милая, проснись! -- сказала сестра. -- Как ты долго спала!

   ‘O, ik heb zo leuk gedroomd,’ zei Alice en zij vertelde haar zuster zo goed als ze kon al de avonturen, die jullie juist hebt gelezen. En toen zij klaar was, gaf haar zusje haar een zoen en zei: ‘Het was een heel leuke droom, maar ga nu gauw thee drinken, het is laat geworden.’ Toen sprong Alice op en holde weg en onderwijl dacht zij wat een wonderlijke droom het toch was geweest.

   -- Какой мне странный сон приснился! -- сказала Алиса и рассказала сестре все, что запомнила о своих удивительных приключениях, про которые ты только что читал. А когда она кончила, сестра поцеловала ее и сказала: -- Правда, сон был очень странный! А теперь беги домой, не то опоздаешь к чаю.

   Алиса вскочила на ноги и побежала. А пока бежала, все время думала, что за чудесный сон ей приснился. А сестра ее осталась сидеть на берегу. Подпершись рукой, смотрела она на заходящее солнце и думала о маленькой Алисе и ее чудесных Приключениях, пока не погрузилась в полудрему. И вот что ей привиделось.

   Сначала она увидела Алису -- снова маленькие руки обвились вокруг ее колен, снова на нее снизу вверх смотрели большие блестящие глаза. Она слышала ее голос и видела, как Алиса встряхивает головой, чтобы откинуть со лба волосы, которые вечно лезут ей в глаза. Она прислушалась: все вокруг ожило, и странные существа, которые снились Алисе, казалось, окружили ее.

   Длинная трава у ее ног зашуршала -- это пробежал мимо Белый Кролик; в пруду неподалеку с плеском проплыла испуганная Мышь; послышался звон посуды--это Мартовский Заяц поил своих друзей бесконечным чаем; Королева пронзительно кричала: ``Рубите ему голову!'' Снова на коленях у Герцогини расчихался младенец, а вокруг так и свистели тарелки и блюдца; снова в воздухе послышался крик Грифона, скрип грифеля по доске, визг подавленной свинки и далекое рыдание несчастного Квази.

   Так она и сидела, закрыв глаза, воображая, что и она попала в Страну Чудес, хотя знала, что стоит ей открыть их, как все вокруг снова станет привычным и обыденным; это только ветер зашуршит травой, погонит по пруду рябь и зашатает камыши; звон посуды превратится в треньканье колокольчика на шее у овцы, пронзительный голос Королевы -- в окрик пастуха, плач младенца и крик Грифона -- в шум скотного двора, а стенанья Черепахи Квази (она это знала) сольются с отдаленным мычанием коров.

   И, наконец, она представила себе, как ее маленькая сестра вырастет и, сохранив в свои зрелые годы простое и любящее детское сердце, станет собирать вокруг себя других детей, и как их глаза заблестят от дивных сказок. Быть может, она поведает им и о Стране Чудес и, разделив с ними их нехитрые горести и нехитрые радости, вспомнит свое детство и счастливые летние дни.