Алиса и Синяя Гусеница долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Наконец, Гусеница вынула кальян изо рта и медленно, словно в полусне, заговорила:
Il Bruco e Alice si guardarono a vicenda per qualche tempo in silenzio; finalmente il Bruco staccò la pipa di bocca, e le parlò con voce languida e sonnacchiosa:
-- Ты... кто... такая?--спросила Синяя Гусеница.
Chi sei? — disse il Bruco.
Начало не очень-то располагало к беседе. -- Сейчас, право, не знаю, сударыня, -- отвечала Алиса робко. -- Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.
Non era un bel principio di conversazione. Alice rispose con qualche timidezza: — Davvero non te lo saprei dire ora. So dirti chi fossi, quando mi son levata questa mattina, ma d’allora credo di essere stata cambiata parecchie volte.
-- Что это ты выдумываешь? -- строго спросила Гусеница. -- Да ты в своем уме?
— Che cosa mi vai contando? — disse austeramente il Bruco. — Spiegati meglio.
-- Нe знаю,--отвечала Алиса.--Должно быть, в чужом. Видите ли...
— Temo di non potermi spiegare, — disse Alice, — perchè non sono più quella di prima, come vedi.
-- Не вижу, -- сказала Гусеница.
— Io non vedo nulla, — rispose il Bruco.
-- Боюсь, что не сумею вам все это объяснить, -- учтиво промолвила Алиса. -- Я и сама ничего не понимаю. Столько превращений в один день хоть кого собьет с толку.
— Temo di non potermi spiegare più chiaramente, — soggiunse Alice in maniera assai gentile, — perchè dopo esser stata cambiata di statura tante volte in un giorno, non capisco più nulla.
-- Не собьет, -- сказала Гусеница.
— Non è vero! — disse il Bruco.
-- Вы с этим, верно еще не сталкивались, -- пояснила Алиса. -- Но когда вам придется превращаться в куколку, а потом в бабочку, вам это тоже покажется странным.
— Bene, non l’hai sperimentato ancora, — disse Alice, — ma quando ti trasformerai in crisalide, come ti accadrà un giorno, e poi diventerai farfalla, certo ti sembrerà un po’strano, — non è vero?
-- Нисколько! -- сказала Гусеница.
— Niente affatto, — rispose il Bruco.
-- Что ж, возможно,--проговорила Алиса.--Я только знаю, что мне бы это было странно.
— Bene, tu la pensi diversamente, — replicò Alice; — ma a me parrebbe molto strano.
-- Тебе! -- повторила Гусеница с презрением. -- А кто ты такая?
— A te! — disse il Bruco con disprezzo. — Chi sei tu?
Это вернуло их к началу беседы. Алиса немного рассердилась -- уж очень неприветливо говорила с ней Гусеница. Она выпрямилась и произнесла, стараясь, чтобы голос ее звучал повнушительнее: -- По-моему, это вы дол жны мне сказать сначала, кто вы такая.
E questo li ricondusse di nuovo al principio della conversazione. Alice si sentiva un po’ irritata dalle brusche osservazioni del Bruco e se ne stette sulle sue, dicendo con gravità: — Perchè non cominci tu a dirmi chi sei?
-- Почему? -- спросила Гусеница.
— Perchè? — disse il Bruco.
Вопрос поставил Алису в туник. Она ничего не могла придумать, а Гусеница, видно, просто была весьма не в духе, так что Алиса повернулась и пошла прочь.
Era un’altra domanda imbarazzante. Alice non seppe trovare una buona ragione. Il Bruco pareva di cattivo umore e perciò ella fece per andarsene.
-- Вернись! -- закричала Гусеница ей вслед. -- Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.
— Vieni qui! — la richiamò il Bruco. — Ho qualche cosa d’importante da dirti.
Это звучало заманчиво--Алиса вернулась.
La chiamata prometteva qualche cosa: Alice si fece innanzi.
-- Держи себя в руках! -- сказала Гусеница.
— Non arrabbiarti! — disse il Bruco.
-- Это все? -- спросила Алиса, стараясь не сердиться.
— E questo è tutto? — rispose Alice, facendo uno sforzo per frenarsi.
-- Нет,--отвечала Гусеница.
— No, — disse il Bruco.
Алиса решила подождать--все равно делать ей было нечего, а вдруг все же Гусеница скажет ей что-нибудь стоящее? Сначала та долго сосала кальян, но, наконец, вынула его изо рта и сказала: -- Значит, по-твоему, ты изменилась?
Alice pensò che poteva aspettare, perchè non aveva niente di meglio da fare, e perchè forse il Bruco avrebbe potuto dirle qualche cosa d’importante. Per qualche istante il Bruco fumò in silenzio, finalmente sciolse le braccia, si tolse la pipa di bocca e disse: — E così, tu credi di essere cambiata?
-- Да, сударыня, -- отвечала Алиса, -- и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню.
— Ho paura di sì, signore, — rispose Alice. — Non posso ricordarmi le cose bene come una volta, e non rimango della stessa statura neppure per lo spazio di dieci minuti!
-- Чего не помнишь? -- спросила Гусеница.
— Che cosa non ricordi? — disse il Bruco.
-- Я пробовала прочитать ``Как дорожит любым деньком...'', а получилось что-то совсем другое, -- сказала с тоской Алиса.
— Ecco, ho tentato di dire "La vispa Teresa" e l’ho detta tutta diversa! — soggiunse melanconicamente Alice.
-- Читай ``Папа Вильям'', -- предложила Гусеница.
— Ripetimi "Sei vecchio, caro babbo", — disse il Bruco.
Алиса сложила руки и начала:
Alice incrociò le mani sul petto, e cominciò:
-- Папа Вильям, --сказал любопытный малыш, --
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?
"Sei vecchio, caro babbo" — gli disse il ragazzino —
"sulla tua chioma splende — quasi un candore alpino;
eppur costantemente — cammini sulla testa:
ti sembra per un vecchio — buona maniera questa?"
-- В ранней юности, -- старец промолвил в ответ, --
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.
"Quand’ero bambinello" — rispose il vecchio allora —
"temevo di mandare — il cerebro in malora;
ma adesso persuaso — di non averne affatto,
a testa in giù cammino — più agile d’un gatto."
-- Ты старик, -- продолжал любопытный юнец, --
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?
"Sei vecchio, caro babbo" — gli disse il ragazzino —
e sei capace e vasto — più assai d’un grosso tino:
e pur sfondato hai l’uscio — con una capriola;
"dimmi di quali acrobati — andasti, babbo, a scuola?"
-- В ранней юности, -- сыну ответил старик, --
Натирался я мазью особой,
На два шиллинга банка -- один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?
"Quand’ero bambinello." — rispose il padre saggio,
per rafforzar le membra, — io mi facea il massaggio
sempre con quest’unguento. — Un franco alla boccetta.
"chi comperarlo vuole, — fa bene se s’affretta"
-- Ты немолод, -- сказал любознательный сын, --
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.
"Sei vecchio, caro babbo," — gli disse il ragazzino, —
"e tu non puoi mangiare — che pappa nel brodino;
pure hai mangiato un’oca — col becco e tutte l’ossa
Ma dimmi, ove la pigli, — o babbo, tanta possa?"
-- В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!
"Un dì apprendevo legge." — il padre allor gli disse, —
"ed ebbi con mia moglie continue liti e risse,
e tanta forza impressi — alle ganasce allora,
tanta energia, che, vedi, — mi servon bene ancora."
-- Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?
"Sei vecchio. caro babbo," — gli disse il ragazzino
"e certo come un tempo — non hai più l’occhio fino:
pur reggi in equilibrio — un pesciolin sul naso:
or come così desto — ti mostri in questo caso?"
-- Нет, довольно! -- сказал возмущенный отец. --
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!
"A tutte le domande — io t’ho risposto già,
"e finalmente basta!" — risposegli il papà:
"se tutto il giorno poi — mi vuoi così seccare.
ti faccio con un calcio — le scale ruzzolare"
-- Все неверно, -- сказала Гусеница.
— Non l’hai detta fedelmente, — disse il Bruco.
-- Да, не совсем верно, -- робко согласилась Алиса. -- Некоторые слова не те.
— Temo di no, — rispose timidamente Alice, — certo alcune parole sono diverse.
-- Все не так, от самого начала и до самого конца, -- строго проговорила Гусеница. Наступило молчание.
— L’hai detta male, dalla prima parola all’ultima, — disse il Bruco con accento risoluto. Vi fu un silenzio per qualche minuto.
Il Bruco fu il primo a parlare:
-- А какого роста ты хочешь быть? -- спросила, наконец, Гусеница.
— Di che statura vuoi essere? — domandò.
-- Ах, все равно, -- быстро сказала Алиса. -- Только, знаете, так неприятно все время меняться...
— Oh, non vado tanto pel sottile in fatto di statura, — rispose in fretta Alice; — soltanto non è piacevole mutar così spesso, sai.
-- Не знаю, -- отрезала Гусеница.
— Io non ne so nulla, — disse il Bruco.
Алиса молчала: никогда в жизни ей столько не перечили, и она чувствовала, что теряет терпение.
Alice non disse sillaba: non era stata mai tante volte contraddetta, e non ne poteva proprio più.
-- А теперь ты довольна? -- спросила Гусеница.
— Sei contenta ora? — domandò il Bruco.
-- Если вы не возражаете, сударыня, -- отвечала Алиса, -- мне бы хотелось хоть капельку подрасти. Три дюйма -- такой ужасный рост!
— Veramente vorrei essere un pochino più grandetta, se non ti dispiacesse, — rispose Alice, — una statura di otto centimetri è troppo meschina!
-- Это прекрасный рост! -- сердито закричала Гусеница и вытянулась во всю длину. (В ней было ровно три дюйма).
— Otto centimetri fanno una magnifica statura! — disse il Bruco collerico, rizzandosi come uno stelo, mentre parlava (egli era alto esattamente otto centimetri).
-- Но я к нему не привыкла! -- жалобно протянула бедная Алиса. А про себя подумала: ``До чего они тут все обидчивые!''
— Ma io non ci sono abituata! — si scusò Alice in tono lamentoso. E poi pensò fra sè: "Questa bestiolina s’offende per nulla!"
-- Со временем привыкнешь, -- возразила Гусеница, сунула кальян в рот и выпустила дым в воздух.
— Col tempo ti ci abituerai, — disse il Bruco, e rimettendosi la pipa in bocca ricominciò a fumare.
Алиса терпеливо ждала, пока Гусеница не соблаговолит снова обратить на нее внимание. Минуты через две та вынула кальян изо рта, зевнула -- раз, другой -- и потянулась. Потом она сползла с гриба и скрылась в траве, бросив Алисе на прощанье: -- Откусишь с одной стороны -- подрастешь, с другой -- уменьшишься!
Questa volta Alice aspettò pazientemente che egli ricominciasse a parlare. Dopo due o tre minuti, il Bruco si tolse la pipa di bocca, sbadigliò due o tre volte, e si scosse tutto. Poi discese dal fungo, e se ne andò strisciando nell’erba, dicendo soltanto queste parole: — Un lato ti farà diventare più alta e l’altro ti farà diventare più bassa.
-- С одной стороны чего? -- подумала Алиса. -- С другой стороны чего?
"Un lato di che cosa? L’altro lato di che cosa?" pensò Alice fra sè.
-- Гриба, -- ответила Гусеница, словно услышав вопрос, и исчезла из виду.
— Del fungo, — disse il Bruco, come se Alice lo avesse interrogato ad alta voce; e subito scomparve.
С минуту Алиса задумчиво смотрела на гриб, пытаясь определить, где у него одна сторона, а где--другая; гриб был круглый, и это совсем сбило ее с толку. Наконец, она решилась: обхватила гриб руками и отломила с каждой стороны по кусочку.
Alice rimase pensosa un minuto guardando il fungo, cercando di scoprirne i due lati, ma siccome era perfettamente rotondo, trovò la cosa difficile. A ogni modo allungò più che le fu possibile le braccia per circondare il fungo, e ne ruppe due pezzetti dell’orlo a destra e a sinistra.
-- Интересно, какой из них какой?--подумала она и откусила немножко от того, который держала в правой руке. В ту же минуту она почувствовала сильный удар снизу в подбородок: он стукнулся о ноги!
— Ed ora qual è un lato e qual è l’altro? — si domandò, e si mise ad addentare, per provarne l’effetto, il pezzettino che aveva a destra; l’istante dopo si sentì un colpo violento sotto il mento. Aveva battuto sul piede!
Столь внезапная перемена очень ее напугала; нельзя было терять ни минуты, ибо она стремительно уменьшалась. Алиса взялась за другой кусок, но подбородок ее так прочно прижало к ногам, что она никак не могла открыть рот. Наконец, ей это удалось -- и она откусила немного гриба из левой руки.
Quel mutamento subitaneo la spaventò molto; ma non c’era tempo da perdere, perchè ella si contraeva rapidamente; così si mise subito ad addentare l’altro pezzo. Il suo mento era talmente aderente al piede che a mala pena trovò spazio per aprir la bocca; finalmente riuscì a inghiottire una briccica del pezzettino di sinistra.
-- Ну вот, голова, наконец, освободилась! -- радостно воскликнула Алиса. Впрочем, радость ее тут же сменилась тревогой: куда-то пропали плечи. Она взглянула вниз, но увидела только шею невероятной длины, которая возвышалась, словно огромный шест, над зеленым морем листвы.
— Ecco, la mia testa è libera finalmente! — esclamò Alice gioiosa; ma la sua allegrezza si mutò in terrore, quando si accorse che non poteva più trovare le spalle: tutto ciò che poteva vedere, guardando in basso, era un collo lungo lungo che sembrava elevarsi come uno stelo in un mare di foglie verdi, che stavano a una bella distanza al di sotto.
-- Что это за зелень? -- промолвила Алиса. -- И куда девались мои плечи? Бедные мои ручки, где вы? Почему я вас не вижу? С этими словами она пошевелила руками, но увидеть их все равно не смогла, только но листве далеко внизу прошел шелест.
— Che cosa è mai quel campo verde? — disse Alice. — E le mie spalle dove sono? Oh povera me! perchè non vi veggo più, o mie povere mani? — E andava movendole mentre parlava, ma non seguiva altro effetto che un piccolo movimento fra le foglie verdi lontane.
Убедившись, что поднять руки к голове не удастся, Алиса решила нагнуть к ним голову и с восторгом убедилась, что шея у нее, словно змея, гнется в любом направлении. Алиса выгнула шею изящным зигзагом, готовясь нырнуть в листву (ей уже стало ясно, что это верхушки деревьев, под которыми она только что стояла), как вдруг послышалось громкое шипение. Она вздрогнула и отступила. Прямо в лицо ей, яростно бия крыльями, кинулась горлица.
E siccome non sembrava possibile portar le mani alla testa, tentò di piegare la testa verso le mani, e fu contenta di rilevare che il collo si piegava e si moveva in ogni senso come il corpo d’un serpente. Era riuscita a curvarlo in giù in forma d’un grazioso zig-zag, e stava per tuffarlo fra le foglie (le cime degli alberi sotto i quali s’era smarrita), quando sentì un sibilo acuto, che glielo fece ritrarre frettolosamente: un grosso Colombo era volato su di lei e le sbatteva violentemente le ali contro la faccia.
-- Змея! -- кричала Горлица.
— Serpente! — gridò il Colombo.
-- Никакая я не змея!--возмутилась Алиса.--Оставьте меня в покое!
— Io non sono un serpente, — disse Alice indignata. — Vattene!
-- А я говорю, змея! -- повторила Горлица несколько сдержаннее. И, всхлипнув, прибавила: -- Я все испробовала -- и все без толку. Они не довольны ничем!
— Serpente, dico! — ripetè il Colombo, ma con tono più dimesso, e soggiunse singhiozzando: — Ho cercato tutti i rimedi, ma invano.
-- Понятия не имею, о чем вы говорите! -- сказала Алиса.
— Io non comprendo affatto di che parli, — disse Alice. —
-- Корни деревьев, речные берега, кусты, -- продолжала Горлица, не слушая. -- Ох, эти змеи! На них не угодишь!
Ho provato le radici degli alberi, ho provato i clivi, ho provato le siepi, — continuò il Colombo senza badarle; — ma i serpenti! Oh, non c’è modo di accontentarli!
Алиса недоумевала все больше и больше. Впрочем, она понимала, что, пока Горлица не кончит, задавать ей вопросы бессмысленно.
Alice sempre più confusa, pensò che sarebbe stato inutile dir nulla, sin che il Colombo non avesse finito.
-- Мало того, что я высиживаю птенцов, еще сторожи их день и ночь от змей! Вот уже три недели, как я глаз не сомкнула ни на минутку!
— Come se fosse poco disturbo covar le uova, — disse il Colombo. — Bisogna vegliarle giorno e notte! Sono tre settimane che non chiudo occhio!
-- Мне очень жаль, что вас так тревожат, -- сказала Алиса. Она начала понимать, в чем дело.
— Mi dispiace di vederti così sconsolato! disse Alice, che cominciava a comprendere.
-- И стоило мне устроиться на самом высоком дереве, -- продолжала Горлица все громче и громче и наконец срываясь на крик,--стоило мне подумать, что я наконец-то от них избавилась, как нет! Они тут как тут! Лезут на меня прямо с неба! У-у! Змея подколодная!
— E appunto quando avevo scelto l’albero più alto del bosco, — continuò il Colombo con un grido disperato, — e mi credevo al sicuro finalmente, ecco che mi discendono dal cielo! Ih! Brutto serpente!
-- Никакая я не змея! -- сказала Алиса. -- Я просто... просто...
— Ma io non sono un serpente, ti dico! — rispose Alice. — lo sono una... Io sono una...
-- Ну, скажи, скажи, кто ты такая? -- подхватила Горлица. -- Сразу видно, хочешь что-то выдумать.
— Bene, chi sei? — chiese il Colombo. — È chiaro che tu cerchi dei raggiri per ingannarmi!
-- Я... я... маленькая девочка,---сказала Алиса не очень уверенно, вспомнив, сколько раз она менялась за этот день.
— Io... io sono una bambina, — rispose Alice, ma con qualche dubbio, perchè si rammentava i molti mutamenti di quel giorno.
-- Ну уж, конечно,--ответила Горлица с величайшим презрением. -- Видала я на своем веку много маленьких девочек, но с такой шеей -- ни одной! Нет, меня не проведешь! Самая настоящая змея -- вот ты кто! Ты мне еще скажешь, что ни разу не пробовала яиц.
— È una frottola! — disse il Colombo col tono del più amaro disprezzo. — Ho veduto molte bambine in vita mia, ma con un collo come il tuo, mai. No, no! Tu sei un serpente, è inutile negarlo. Scommetto che avrai la faccia di dirmi che non hai assaggiato mai un uovo!
-- Нет, почему же, пробовала, -- отвечала Алиса. (Она всегда говорила правду).--Девочки, знаете, тоже едят яйца.
— Ma certo che ho mangiato delle uova, — soggiunse Alice, che era una bambina molto sincera. — Non son soli i serpenti a mangiare le uova; le mangiano anche le bambine.
-- Не может быть, -- сказала Горлица. -- Но, если это так, тогда они тоже змеи! Больше мне нечего сказать.
— Non ci credo, — disse il Colombo, — ma se così fosse le bambine sarebbero un’altra razza di serpenti, ecco tutto.
Мысль эта так поразила Алису, что она замолчала. А Горлица прибавила: -- Знаю, знаю, ты яйца ищешь! А девочка ты или змея -- мне это безразлично.
Questa idea parve così nuova ad Alice che rimase in silenzio per uno o due minuti; il Colombo colse quell’occasione per aggiungere: — Tu vai a caccia di uova, questo è certo, e che m’importa, che tu sia una bambina o un serpente?
-- Но мне это совсем не безразлично,--поспешила возразить Алиса. -- И, по правде сказать, яйца я не ищу! А даже если б и искала, ваши мне все равно бы не понадобились. Я сырые не люблю!
— Ma importa moltissimo a me, — rispose subito Alice. — A ogni modo non vado in cerca di uova; e anche se ne cercassi, non ne vorrei delle tue; crude non mi piacciono.
-- Ну тогда убирайся! -- сказала хмуро Горлица и снова уселась на свое гнездо. Алиса стала спускаться на землю, что оказалось совсем не просто: шея то и дело запутывалась среди ветвей, так что приходилось останавливаться и вытаскивать ее оттуда. Немного спустя Алиса вспомнила, что все еще держит в руках кусочки гриба, и принялась осторожно, понемножку откусывать сначала от одного, а потом от другого, то вырастая, то уменьшаясь, пока, наконец, не приняла прежнего своего вида.
— Via dunque da me! — disse brontolando il Colombo, e si accovacciò nel nido. Alice s’appiattò come meglio potè fra gli alberi, perchè il collo le s’intralciava tra i rami, e spesso doveva fermarsi per distrigarnelo. Dopo qualche istante, si ricordò che aveva tuttavia nelle mani i due pezzettini di fungo, e si mise all’opera con molta accortezza addentando ora l’uno ora l’altro, e così diventava ora più alta ora più bassa, finchè riuscì a riavere la sua statura giusta.
Поначалу это показалось ей очень странным, так как она успела уже отвыкнуть от собственного роста, но вскоре она освоилась и начала опять беседовать сама с собой. -- Ну вот, половина задуманного сделана! Как удивительны все эти перемены! Не знаешь, что с тобой будет в следующий миг... Ну ничего, сейчас у меня рост опять прежний. А теперь надо попасть в тот сад. Хотела бы я знать: как это сделать? Тут она вышла на полянку, где стоял маленький домик, не более четырех футов вышиной. -- Кто бы там ни жил, -- подумала Алиса, -- в таком виде мне туда нельзя идти. Перепугаю их до смерти! Она принялась за гриб и не подходила к дому до тех пор, пока не уменьшилась до девяти дюймов.
Era da tanto tempo che non aveva la sua statura giusta, che da prima le parve strano; ma vi si abituò in pochi minuti, e ricominciò a parlare fra sè secondo il solito. — Ecco sono a metà del mio piano! Sono pure strani tutti questi mutamenti! Non so mai che diventerò da un minuto all’altro! Ad ogni modo, sono tornata alla mia statura normale: ora bisogna pensare ad entrare in quel bel giardino... Come farò, poi? E così dicendo, giunse senza avvedersene in un piazzale che aveva nel mezzo una casettina alta circa un metro e venti. — Chiunque vi abiti, — pensò Alice, — non posso con questa mia statura fargli una visita; gli farei una gran paura! E cominciò ad addentare il pezzettino che aveva nella destra, e non osò di avvicinarsi alla casa, se non quando ebbe la statura d’una ventina di centimetri.