The Adventures of Tom Sawyer

Приключения Тома Сойера

   CHAPTER XV

   Глава пятнадцатая
ТОМ УКРАДКОЙ ПОСЕЩАЕТ РОДНОЙ ДОМ

   A few minutes later Tom was in the shoal water of the bar, wading toward the Illinois shore. Before the depth reached his middle he was halfway over; the current would permit no more wading, now, so he struck out confidently to swim the remaining hundred yards. He swam quartering upstream, but still was swept downward rather faster than he had expected. However, he reached the shore finally, and drifted along till he found a low place and drew himself out. He put his hand on his jacket pocket, found his piece of bark safe, and then struck through the woods, following the shore, with streaming garments. Shortly before ten o'clock he came out into an open place opposite the village, and saw the ferryboat lying in the shadow of the trees and the high bank. Everything was quiet under the blinking stars. He crept down the bank, watching with all his eyes, slipped into the water, swam three or four strokes and climbed into the skiff that did "yawl" duty at the boat's stern. He laid himself down under the thwarts and waited, panting.

   Через несколько минут Том уже шагал по отмели вброд, направляясь к иллинойскому берегу. Он прошел полдороги, и лишь тогда река дошла ему до пояса; дальше нельзя было идти вброд, потому что мешало течение. До противоположного берега оставалось всего какая-нибудь сотня ярдов, и Том, не задумываясь, пустился вплавь. Он плыл против течения, забирая наискосок, но его сносило вниз гораздо быстрее, чем он ожидал. Все-таки в конце концов он приблизился к берегу, поплыл вдоль него, отыскал подходящее низкое место и вылез из воды. Ощупав карман куртки, он убедился, что кора не пропала, и пошел дальше по прибрежному лесу. С его одежды потоками сбегала вода. Еще не было десяти часов, когда он вышел из леса на открытое место — против самого города — и увидел, что у высокого берега, в тени деревьев, стоит пароходик. Все было тихо под мерцавшими звездами. Том неслышно спустился с кручи, напряженно глядя по сторонам, соскользнул в воду, проплыл несколько шагов и пробрался в ялик, который был привязан к корме пароходика. Он улегся на дно, под скамейки, и с замиранием сердца стал ждать.

   Presently the cracked bell tapped and a voice gave the order to "cast off." A minute or two later the skiff's head was standing high up, against the boat's swell, and the voyage was begun. Tom felt happy in his success, for he knew it was the boat's last trip for the night. At the end of a long twelve or fifteen minutes the wheels stopped, and Tom slipped overboard and swam ashore in the dusk, landing fifty yards downstream, out of danger of possible stragglers.

   Вскоре ударил надтреснутый колокол, и чей-то голос скомандовал: “Отчаливай!” Через минуту нос челнока подбросило волной, которую подняли колеса пароходика, и путешествие началось. Том был счастлив своей удачей; он знал, что это последний рейс и что дальше пароходик никуда не пойдет. Прошло двенадцать или пятнадцать томительно долгих минут. Колеса перестали работать. Том вылез из ялика и в темноте поплыл к берегу. Чтобы не наткнуться на случайных прохожих, он проплыл лишних полсотни ярдов и вышел на берег ниже, чем ему было нужно.

   He flew along unfrequented alleys, and shortly found himself at his aunt's back fence. He climbed over, approached the "ell," and looked in at the sitting-room window, for a light was burning there. There sat Aunt Polly, Sid, Mary, and Joe Harper's mother, grouped together, talking. They were by the bed, and the bed was between them and the door. Tom went to the door and began to softly lift the latch; then he pressed gently and the door yielded a crack; he continued pushing cautiously, and quaking every time it creaked, till he judged he might squeeze through on his knees; so he put his head through and began, warily.

   Тут он сразу же пустился бежать, выбирая самые пустынные переулки, и вскоре очутился у теткиного забора на задворках. Он перелез через забор, подкрался к флигелю и заглянул в окно гостиной, так как там горел свет. В комнате сидели тетя Полли, Сид, Мери, мать Джо Гарпера и о чем-то разговаривали. Они расположились у кровати. Кровать была между ними и дверью. Том подошел к двери и начал осторожно поднимать щеколду; затем тихонько толкнул дверь; она скрипнула; он продолжал осторожно нажимать, вздрагивая всякий раз, когда раздавался скрип; наконец, как ему показалось, перед ним раскрылась такая широкая щель, что он мог протиснуться сквозь нее на коленях; он просунул голову и осторожно пополз.

   "What makes the candle blow so?" said Aunt Polly. Tom hurried up. "Why, that door's open, I believe. Why, of course it is. No end of strange things now. Go 'long and shut it, Sid."

   — Отчего это пламя свечи так запрыгало? — сказала тетя Полли. (Том пополз быстрее). — Должно быть, дверь не закрыта. Ну да, конечно. С некоторых пор тут творятся престранные вещи. Поди закрой дверь, Сид!

   Tom disappeared under the bed just in time. He lay and "breathed" himself for a time, and then crept to where he could almost touch his aunt's foot.

   Том как раз вовремя нырнул под кровать. Он дал себе время отдышаться и затем подполз так близко, что, пожалуй, мог бы дотронуться до теткиной ноги.

   "But as I was saying," said Aunt Polly, "he warn't bad, so to say--only mischeevous. Only just giddy, and harum-scarum, you know. He warn't any more responsible than a colt. He never meant any harm, and he was the best-hearted boy that ever was"--and she began to cry.

   — Так вот, я говорю, — продолжала тетя Полли, — что он был вовсе не злой, а только озорник, ветрогон — то, что называется сорвиголова. Но что с него взыщешь? Сущий жеребенок. А зла он никогда никому не желал. И сердце у него было золотое. Добрее мальчугана я не знала…

    И она заплакала.

   "It was just so with my Joe--always full of his devilment, and up to every kind of mischief, but he was just as unselfish and kind as he could be--and laws bless me, to think I went and whipped him for taking that cream, never once recollecting that I throwed it out myself because it was sour, and I never to see him again in this world, never, never, never, poor abused boy!" And Mrs. Harper sobbed as if her heart would break.

   — И мой Джо был такой же: шалит, балуется, как будто в нем тысяча бесов, а добрый, ласковый, лучше не надо! Господи, прости меня, грешную! Ведь я задала ему трепку за сливки, а у самой из головы вон, что сама же я эти сливки выплеснула, потому что они прокисли!.. И только подумать, что я никогда больше не увижу его тут, на земле, — бедного, обиженного мальчика, никогда, никогда, никогда!

    И миссис Гарпер зарыдала так, словно сердце у нее вот-вот разорвется.

   "I hope Tom's better off where he is," said Sid, "but if he'd been better in some ways--"

   — Я надеюсь, что Тому теперь хорошо в небесах, — сказал Сид. — Но если бы он вел себя немножко лучше… тут, на земле…

   "Sid!" Tom felt the glare of the old lady's eye, though he could not see it. "Not a word against my Tom, now that he's gone! God'll take care of him--never you trouble yourself, sir! Oh, Mrs. Harper, I don't know how to give him up! I don't know how to give him up! He was such a comfort to me, although he tormented my old heart out of me, 'most."

   — Сид! (Том почувствовал, как сердито загорелись у тетки глаза, хоть и не мог ее видеть.) Не смей говорить дурно о моем Томе, когда его нет в живых! Да, сударь, теперь о нем позаботится бог, а вы не беспокойтесь, пожалуйста… Ох, миссис Гарпер, уж и не знаю, как я это переживу! Просто и представить себе не могу! Он всегда был для меня утешением, хотя часто терзал мое старое сердце.

   "The Lord giveth and the Lord hath taken away--Blessed be the name of the Lord! But it's so hard--Oh, it's so hard! Only last Saturday my Joe busted a firecracker right under my nose and I knocked him sprawling. Little did I know then, how soon--Oh, if it was to do over again I'd hug him and bless him for it."

   — Бог дал, бог и взял. Благословенно будь имя господне! Но это так тяжко, так тяжко! Не дальше как в прошлую субботу мой Джо подходит ко мне и как бабахнет пистоном под самым моим носом! Я в ту же минуту так оттолкнула его, что он упал. Не знала я тогда, что он скоро… Ах, сделай он это теперь, я расцеловала бы и благословила его…

   "Yes, yes, yes, I know just how you feel, Mrs. Harper, I know just exactly how you feel. No longer ago than yesterday noon, my Tom took and filled the cat full of Pain-killer, and I did think the cretur would tear the house down. And God forgive me, I cracked Tom's head with my thimble, poor boy, poor dead boy. But he's out of all his troubles now. And the last words I ever heard him say was to reproach--"

   — Да, да, да, я отлично понимаю ваши чувства, миссис Гарпер, отлично понимаю! Не дальше как вчера перед обедом мой Том напоил кота “болеутолителем”, так что кот чуть не перевернул весь дом. И я, прости меня, господи, стукнула Тома по голове наперстком. Бедный мой мальчик, несчастный, погибший малыш! Зато теперь уже кончились все его муки. И последние его слова, что я услышала от него, были словами упрека…

   But this memory was too much for the old lady, and she broke entirely down. Tom was snuffling, now, himself--and more in pity of himself than anybody else. He could hear Mary crying, and putting in a kindly word for him from time to time. He began to have a nobler opinion of himself than ever before. Still, he was sufficiently touched by his aunt's grief to long to rush out from under the bed and overwhelm her with joy--and the theatrical gorgeousness of the thing appealed strongly to his nature, too, but he resisted and lay still.

   Но это воспоминание оказалось слишком тяжким для старухи, и она горько заплакала. Том тоже стал всхлипывать, — впрочем, ему было жалко не столько других, сколько себя. Он слышал, как плакала Мери, время от времени поминая его ласковым словом. И в конце концов он возгордился: никогда он не думал, что он такой замечательный мальчик. Все-таки горе тетки очень взволновало его; ему хотелось выскочить из-под кровати и сразу осчастливить ее; такие театральные эффекты были ему всегда по душе. Но он не поддался искушению и продолжал лежать смирно, прислушиваясь к дальнейшему разговору.

   He went on listening, and gathered by odds and ends that it was conjectured at first that the boys had got drowned while taking a swim; then the small raft had been missed; next, certain boys said the missing lads had promised that the village should "hear something" soon; the wise-heads had "put this and that together" and decided that the lads had gone off on that raft and would turn up at the next town below, presently; but toward noon the raft had been found, lodged against the Missouri shore some five or six miles below the village--and then hope perished; they must be drowned, else hunger would have driven them home by nightfall if not sooner. It was believed that the search for the bodies had been a fruitless effort merely because the drowning must have occurred in mid-channel, since the boys, being good swimmers, would otherwise have escaped to shore. This was Wednesday night. If the bodies continued missing until Sunday, all hope would be given over, and the funerals would be preached on that morning. Tom shuddered.

   Из отдельных фраз он узнал, как объясняют их исчезновение: сначала думали, что они утонули во время купанья; затем хватились, что нет плота; затем кто-то из мальчиков вспомнил, как Том и Джо заявляли, что в городе о них “скоро услышат”. Тогда местные мудрецы, пораскинув умом, решили, что мальчики уплыли на пилоту и скоро объявятся в ближайшем городишке вниз по течению; но около полудня плот нашли прибитым к миссурийскому берегу в пяти—шести милях от города и тогда все надежды рухнули: мальчики, несомненно, утонули — иначе голод пригнал бы их домой к ночи, а пожалуй, и раньше. А тела их не были найдены лишь потому, что катастрофа, как полагали, произошла па самой середине реки, — иначе они добрались бы до берега, так как плавали все трое отлично. Сегодня среда. Если тела не найдутся до воскресного утра, значит, никакой надежды уже нет, и в воскресенье, во время обедни, их будут отпевать как умерших. Том вздрогнул.

   Mrs. Harper gave a sobbing goodnight and turned to go. Then with a mutual impulse the two bereaved women flung themselves into each other's arms and had a good, consoling cry, and then parted. Aunt Polly was tender far beyond her wont, in her goodnight to Sid and Mary. Sid snuffled a bit and Mary went off crying with all her heart.

   Миссис Гарпер, рыдая простилась со всеми и направилась было к двери. Но тут обе осиротевшие женщины, под влиянием внезапного порыва, кинулись друг другу в объятия и, прежде чем расстаться, поплакали всласть. Тетя Полли гораздо нежней, чем всегда, поцеловала на ночь Сида и Мери. Сид всхлипнул, а Мери ушла вся в слезах.

   Aunt Polly knelt down and prayed for Tom so touchingly, so appealingly, and with such measureless love in her words and her old trembling voice, that he was weltering in tears again, long before she was through.

   Тетя Полли упала на колени и стала молиться о Томе. В ее словах и в ее дрожавшем голосе чувствовалась такая безмерная любовь, ее молитва была так горяча и трогательна, что Том опять залился слезами.

   He had to keep still long after she went to bed, for she kept making broken-hearted ejaculations from time to time, tossing unrestfully, and turning over. But at last she was still, only moaning a little in her sleep. Now the boy stole out, rose gradually by the bedside, shaded the candle-light with his hand, and stood regarding her. His heart was full of pity for her. He took out his sycamore scroll and placed it by the candle. But something occurred to him, and he lingered considering. His face lighted with a happy solution of his thought; he put the bark hastily in his pocket. Then he bent over and kissed the faded lips, and straightway made his stealthy exit, latching the door behind him.

   Мальчику еще долго пришлось лежать тихо и смирно после того, как тетя Полли улеглась; по временам у нее вырывались какие-то печальные возгласы, она все время беспокойно ворочалась, металась из стороны в сторону. Наконец она затихла и лишь изредка стонала во сне. Том выполз, медленно и осторожно встал на ноги и, заслонив рукою свечу, долго смотрел на спящую. Сердце его было переполнено жалостью к ней. Он вытащил из кармана кору и положил возле свечки, но потом приостановился, размышляя. Ему пришла в голову счастливая мысль, и лицо его просияло. Он сунул кору в карман, наклонился над теткой и поцеловал ее в поблекшие губы, а, затем неслышно вышел вон, закрыв за собой дверь на щеколду.

   He threaded his way back to the ferry landing, found nobody at large there, and walked boldly on board the boat, for he knew she was tenantless except that there was a watchman, who always turned in and slept like a graven image. He untied the skiff at the stern, slipped into it, and was soon rowing cautiously upstream. When he had pulled a mile above the village, he started quartering across and bent himself stoutly to his work. He hit the landing on the other side neatly, for this was a familiar bit of work to him. He was moved to capture the skiff, arguing that it might be considered a ship and therefore legitimate prey for a pirate, but he knew a thorough search would be made for it and that might end in revelations. So he stepped ashore and entered the woods.

   Он дошел до пристани, где обыкновенно стоял пароходик, и, не увидев никого на берегу, смело взошел на судно. Он знал, что на пароходике никого нет, кроме сторожа, а тот имел обыкновение забираться в каюту и спать непробудным сном. Том отвязал челнок от кормы, неслышно спустился в него и начал грести вверх по реке. Проехав с милю, он приналег на весла, пересек реку и причалил как раз там, где следовало, потому что это дело было для него привычное. Ему очень хотелось завладеть челноком — ведь челнок тоже до некоторой степени судно и, следовательно, законная добыча пирата, — но он знал, что челнок будут повсюду искать, а это может навести на след беглецов. Поэтому он просто прыгнул на берег и вошел в лес.

   He sat down and took a long rest, torturing himself meanwhile to keep awake, and then started warily down the home-stretch. The night was far spent. It was broad daylight before he found himself fairly abreast the island bar. He rested again until the sun was well up and gilding the great river with its splendor, and then he plunged into the stream. A little later he paused, dripping, upon the threshold of the camp, and heard Joe say:

   В лесу он хорошенько отдохнул, мучительно стараясь побороть сон, и потом поплелся к лагерю. Ночь была на исходе, а когда он дошел до отмели, уже совсем рассвело. Он посидел еще немного и лишь тогда, когда солнце, высоко поднявшись, позолотило могучую реку великолепным огнем, бросился в воду опять. Немного погодя он, весь мокрый, добрался до лагеря как раз в ту минуту, когда Джо говорил:

   "No, Tom's true-blue, Huck, and he'll come back. He won't desert. He knows that would be a disgrace to a pirate, and Tom's too proud for that sort of thing. He's up to something or other. Now I wonder what?"

   — Нет, Гек, Том человек надежный. Он вернется. Верно тебе говорю. Он не удерет. Он знает, что это стыд для пирата. А пиратская честь ему дороже всего. Он затевает какую-то новую штуку. Но какую, хотел бы я знать!

   "Well, the things is ours, anyway, ain't they?"

   — Ну, а вещи все-таки — наши?

   "Pretty near, but not yet, Huck. The writing says they are if he ain't back here to breakfast."

   — Наши, Гек, но не совсем. В письме сказано, чтобы мы взяли их, если он не вернется к завтраку.

   "Which he is!" exclaimed Tom, with fine dramatic effect, stepping grandly into camp.

   — А он тут как тут! — воскликнул Том, торжественно появляясь перед ними. Это был редкий театральный эффект.

   A sumptuous breakfast of bacon and fish was shortly provided, and as the boys set to work upon it, Tom recounted (and adorned) his adventures. They were a vain and boastful company of heroes when the tale was done. Then Tom hid himself away in a shady nook to sleep till noon, and the other pirates got ready to fish and explore.

   Скоро они устроили обильный завтрак из ветчины и рыбы и принялись его уничтожать, а тем временем Том рассказал (не без прикрас) свои похождения. Когда рассказ был выслушан до конца, мальчишки еще больше заважничали и стали чувствовать себя великими героями. Том прилег в тени, чтобы выспаться до полудня, к прочие пираты отправились удить рыбу и исследовать остров.